Полетаев Владимир
(1951 — 1970)

I

Неровный след угля и мела —
зиме глазницы обвело.
Уже с утра пекло и грело,
подтаивало и текло.

Уже с утра горячим паром
сквозь сон тянуло от земли.
Еще с утра по тротуарам
лопаты с грохотом скребли.

Я просыпался раным-рано
и вслушивался: о, когда
по водостоку, как из крана,
весною запоет вода…

Пришла, запела и смывает
дождем весенним пыль с окна.
Но как зимою отвечает
мне голос в трубке:
«Всё больна».

II

Ты помнишь — целые недели
лилась в ладони синева,
но прямо в небо мы смотрели,
чтобы кружилась голова…

Ведь это ты мне подсказала —
какое счастье нам дано,
когда сливаются кварталы
в одно зеленое пятно.

III

Вот снова улица Палиха,
туберкулезный институт;
сегодня пасмурно и тихо,
а скоро липы зацветут.

И по ночам к тебе в палату
с волнистых росяных лугов
приходит запах сладковатый
еще не собранных стогов.

Ты видишь: как он осторожен,
как бережно ступает он,
чтобы тебя не потревожить,
не оборвать твой долгий сон.

Он наклонился над стаканом,
он руку опустил туда, чтобы
веселым дурнопьяном
запахла теплая вода.

Он раздвигает занавески —
и в темной комнате растут
озер колеблющихся всплески,
ночных составов перестук.

А всюду шорохи и скрипы,
и в душной золотой пыли
шумят раскидистые липы —
они еще не зацвели…

Луга и рощи Подмосковья,
дыханьем лета самого,
всю ночь стоят у изголовья,
у изголовья твоего.

IV

Вот этот пруд, а вот сторожка,
а это я с тобой иду,
иду по вымокшим дорожкам
в больничном вымокшем саду.
Не бойся, девочка, не надо,
нас не оставят никогда
ни бормотанье листопада,
ни эта серая вода.
Холодных облаков движенье,
неровный голубой проем —
все это только подтвержденье,
что никогда мы не умрем.

V

Осенний снег, а твой последний,
последний снег, последний след,
последний смех, покуда светит
в твоем окне последний свет.